Я тебя забираю

–. .. И когда он это сказал, я как – то расклеилась сразу вся. Тут вроде первый поцелуй намечается (ну, первый настоящий), каждый жест, каждый взгляд, ну, понятно, да? – а я уткнулась в него и реву. Из носа течёт, губы дрожат, сказать ничего не могу, только вот это – ыыы, ыыы, – он так посмотрел, не как на пациента, и не как на собаку, а просто, вот так посмотрел: я тебя забираю. И поехали к нему.


И в автобусе тоже – то его губы на виске, то стыдно до смерти за морду зарёванную, то вообще не понимаю: ну куда ты едешь, дура? И поверх всего этого – я же не сказала ещё, да? – возбуждение.
Дикое. Просто спасение, что всего три остановки всё это продолжалось.

Дальше – улочка, двор, дом, подъезд, лестница, этаж – голова отключена вообще: просто он меня забрал, привёл к себе, в обычную какую – то квартиру, закрыл дверь и стал раздевать.
Прямо в прихожей, на словах "всё, пришли" – присел, расшнуровал один кроссовок и другой, снял их; снял носки и сложил их в кроссовки; расстегнул джинсы и стянул их, сложил, положил на тумбочку; расстегнул и снял браслет с ноги, стянул трусики, продолжая всё это аккуратно складывать. Вставая – только один нежный жест (а так всё – не то, чтобы по – деловому, но – спокойно, как свойственное этой ситуации, а я стою и шмыгаю носом, и пытаюсь отдышаться, как будто проплыла стометровку), один жест – губами тронул живот, ниже футболки, выше лобка.


Встал передо мной, снял с рук всё: кольцо, браслет, даже ту феньку верёвочную, которую я уже месяц не могла развязать. Стянул футболку, расстегнул и снял лифчик – почти не касаясь кожи, только одежды, цепочку с шеи, всё сложил в прихожей. Там всё и оставалось до утра, когда он также аккуратно всё на меня надел: кольцо, браслеты, цепочку, лифчик, футболку, трусики, джинсы, носки, кроссовки.

И только после этого взял за руку и до следующего утра уже не отпускал меня – в комнате, на кухне, в душе (да, и в туалете) – или держал за руку, или... В комнате усадил в кресло и стал меня – трогать. Руками. Везде. Вот ничего не пропустил, просто бродил пальцами – щиколотки, пятки, под коленками, ключицы, соски, под грудью, под лопатками, на пояснице, под поясницей, и все эти глупости – "маленькая моя", и "всё хорошо", одна рука за ухом, другая трогает клитор, и всё вместе так щекотно, что я и плачу, и смеюсь, двумя пальцами входит неглубоко совсем, и всё трогает вдоль шеи, под затылком (как везде дотягиваться умудрился?
ну везде, везде) а потом легоооонько так – можно было и не заметить – прикасается к анусу, и я ТУТ ЖЕ кончаю (а он сразу руки убрал и только той, мокрой, мои пальцы сжал) тоже так легооооонько, с таким звуком, точно пытаюсь удержаться от смеха, не знаю уж, что он там подумал.

Ну, тогда я смущаюсь, конечно, ужасно – представь, сижу голая у него дома, только что кончила, а до того полчаса слова нормально сказать не могла, а до того – рыдала, как дура, а он стоит передо мной и молчит, и просто держит меня за руку, а я даже глаза на него не могу поднять. От смущения расстегнула ему джинсы, он, слава богу, был возбуждён, а то бы я там просто умерла, потому что всё, что я могла сделать умного – это просто потянуть вниз его трусы и взять его в рот. И только тогда начала приходить в себя. А когда с него упали джинсы, и я обхватила его талию одной рукой (за другую он держался) и кончиком носа почувствовала его живот – уже точно стало легко. И он молодец – когда кончил, чмокнул меня в этот самый нос и сказал что – то шутливое (ну, глупость, опять же, вроде "один – один, но это только передышка!") и тогда я сама уже почувствовала: всё, всё хорошо. Всё правильно.


И показалось, что я первый раз за день смогла нормально выдохнуть. И опять вдохнуть.
Поэтому дальше сложно как – то подряд рассказывать, хоть это и было только начало – от прочего остались только пузырьки какие – то. Ужинали овощами, хлебом, сыром, валялись, смеялись, музыка, вино – вроде как романтика, ну мы как – то хихикали всё время, дразнились, играли, кошку облили вином (нечего в постели путаться) – у меня оргазмов было ещё штук пять: у меня – то! До смешного: валяемся, он подпевает Уотерсу, я хихикаю (а он во мне почти всё время оставался), чувствую – кончаю. Анекдот просто.